Осенью 1877 великий русский
писатель Ф.М. Достоевский с поразительной точностью обрисовал ситуацию,
которая сложилась спустя 136 лет
ОДНО СОВСЕМ ОСОБОЕ СЛОВЦО О СЛАВЯНАХ, КОТОРОЕ МНЕ ДАВНО ХОТЕЛОСЬ СКАЗАТЬ
Кстати, скажу одно особое словцо о славянах и о славянском вопросе. И
давно мне хотелось сказать его. Теперь же именно заговорили вдруг у нас
все о скорой возможности мира, то есть, стало быть, о скорой возможности
хоть сколько-нибудь разрешить и славянский вопрос. Дадим же волю нашей
фантазии и представим вдруг, что всё дело кончено, что настояниями и
кровью России славяне уже освобождены, мало того, что турецкой империи
уже не существует и что Балканский полуостров свободен и живет новою
жизнью.
Разумеется, трудно предречь, в какой именно форме, до последних
подробностей, явится эта свобода славян хоть на первый раз, - то есть
будет ли это какая-нибудь федерация между освобожденными мелкими
племенами (NB. Федерации, кажется, еще очень, очень долго не будет) или
явятся небольшие отдельные владения в виде маленьких государств, с
призванными из разных владетельных домов государями?
Нельзя также
представить: расширится ли наконец в границах своих Сербия или Австрия
тому воспрепятствует, в каком объеме явится Болгария, что станется с
Герцеговиной, Боснией, в какие отношения станут с новоосвобожденными
славянскими народцами, например, румыны или греки даже, -
константинопольские греки и те, другие, афинские греки?
Будут ли,
наконец, все эти земли и землицы вполне независимы или будут находиться
под покровительством и надзором "европейского концерта держав", в том
числе и России (я думаю, сами эти народики все непременно выпросят себе
европейский концерт, хоть вместе с Россией, но единственно в виде
покровительства их от властолюбия России) - всё это невозможно решить
заранее в точности, и я не берусь разрешать. Но, однако, возможно и
теперь - наверно знать две вещи:
1) что скоро или опять не скоро, а все
славянские племена Балканского полуострова непременно в конце концов
освободятся от ига турок и заживут новою, свободною и, может быть,
независимою жизнью, и
2) ... Вот это-то второе, что наверно, вернейшим
образом случится и сбудется, мне и хотелось давно высказать.
Именно, это второе состоит в том, что, по
внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому - не будет
у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников,
клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть
только их Россия освободит, а Европа согласится признать их
освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян!
Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что
знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому,
неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, - у них
характер в этом смысле как у всех, - а именно потому, что такие вещи на
свете иначе и происходить не могут.
Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с
того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например,
ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских
держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух,
объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею
благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись
при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся
Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение
границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян
жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".
Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно
трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут
заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию,
сплетничать на нее и интриговать против нее. О, я не говорю про
отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет
значить Россия для них всегда. Но люди эти, особенно вначале, явятся в
таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и
даже политическому гонению.
Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить
на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей
европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный
северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник
европейской цивилизации. У них, конечно, явятся, с самого начала,
конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы,
речи.
Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении,
читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие
весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в
(...страну по вкусу...) и составилось новое из либерального большинства
и что какой-нибудь ихний (...фамилию по вкусу...) согласился наконец
принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные
славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся
европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом
должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем
постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом
славянском призвании в среде человечества.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу
завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту
какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за
помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас
Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они
всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что
Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что
если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный
магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем
сдерживает их целость и единство...".